Критика ЭХО ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ Андрей Турков «В списке славы золотой» Разговор ведет Наталья Игрунова Андрей Турков — старейшина литкритического цеха, автор книг о Чехове, Салтыкове-Щедрине, Блоке, Левитане, Кустодиеве, Твардовском, Заболоцком, Абрамове. <...> Жанр, в котором он работает, кто-то из коллег по цеху очень точно определил как критическое человековедение. <...> Во всей книге воспоминаний «Что было на веку.» об этом наберется буквально пара страниц, да и то не о боях-сражениях, а о том, как менялся его взгляд на мир. <...> О попавшем в руки новогоднем номере какогото финского журнала: «С обложки смотрел солдат с поразившим меня трагически усталым лицом, заставившим подумать, что и "противнику" приходится солоно, а заодно — что подобное изображение наших солдат, не меньших мучеников войны, мне не встречалось». <...> » И еще чуть дальше: «Нашу часть отвели поблизости в одно литовское селение. <...> » Наш разговор — о начале войны, о военном поколении и его поэтах, о самом знаменитом литературном герое тех лет — Василии Т¸ркине и о судьбе его автора — Александра Твардовского, о цене Победы и о памяти. <...> «В списке славы золотой» 217 Наталья ИГРУНОВА: Вы ведь 24-го года — из тех самых мальчиков, которые ушли на войну со школьного бала. <...> Андрей ТУРКОВ: В общем, да, хотя не совсем со школьного бала, потому что я попал на войну летом 41-го года, когда мы еще кончили только 9-й класс и поехали копать противотанковые рвы на Смоленщину. <...> Школу я кончил уже во время войны, и выпускного бала у меня не было. <...> Причем будни войны — подвиг, возможно, больший, чем когда солдат бросался с гранатой на танк, там — эмоциональный всплеск, какие-то мгновения, секунды, а будни — это «дни и ночи, кровавые и беспросветные», постоянное нечеловеческое напряжение, выдерживать которое было неимоверно трудно, а освободить могли только смерть или ранение. <...> «В списке славы золотой» четверостишие: «Год мы этот город штурмом брали. <...> Возвращаясь к тому, что Кондратьев пишет <...>