Проза Алексей Устименко Хмарь стеклянной Бухары Повесть Его жизнь сгорала как-то криво, с одной стороны, как неудачно закуренная папироса. <...> Не иначе… Запад начался на Востоке после солончаков, щебенистых гор, то танцующе обступавших, то отбегавших к изломанному горизонту, после песчаных свеев, желтыми сугробами набегавших на самые рельсы, и наконец после пыльных и странных всадников, время от времени возникавших на холмах поодаль и чингисхановым взглядом провожавших недлинный состав — от паровоза до самого последнего, их с Колобовым, белого туркестанского вагона. <...> Паровоз чихнул последним облаком пепельного дыма, прошипел паром от какого-то своего внутреннего неудовольствия, пискнул тонким свистком, Устименко Алексей Петрович — журналист, писатель. <...> Хмарь стеклянной Бухары 143 погремел расцепляемым железом, еще раз пыхнул дымом и укатил назад, отдыхать и отдышиваться. <...> — И какой дурак повеличал тебя деревенским поэтом? — спуская босые ноги с диванчика, произнес Колобов. <...> Местный почтово-телеграфный чиновник Александр Васильевич Ширяевец, в белой полотняной тужурке, черных мелко-полосатых брюках, понизу обрызганных белою пылью, действительно стоял перед вагоном под высоко торчащей над ним деревянной продымленной лестницей. <...> — Это невидимая зависимость от того, чего ты в силу своей ото всего отдаленности не знаешь…» Блок не знал, что Ширяевец — тоже поэт. <...> Есенин же, взглянув на эти его черно-полосатые брюки, отчего-то тотчас успокоенно подумал: как хорошо, что сегодня он позабыл припудрить лицо. <...> Увидев, что блеск есенинской обуви так мгновенно исчез, Ширяевец еще более засмущался — вроде бы он виноват, а не ташкентская пыль… К тому же на Есенине был настоящий, целый, цельный костюм, а поверх выцветших кудрей покачивалась несомненно заграничная шляпа. <...> Из-за плеча Ширяевца выглядывала кругленькая девушка в белой панамке, белом полотняном костюмчике, почти точно таком же, что и тужурка у Шурки <...>