Книжный развал Ольга Балла Есть город золотой «Пилигрим» Натальи Громовой можно прочитать по меньшей мере двояким образом, в двух перспективах (хотя текст максимально прямой, простой, в том смысле, что — без двойного дна): взглядом человека верующего и неверующего. <...> Я представляю себе (во всяком случае, могу вообразить), как это могло бы быть прочитано глазами, умеющими видеть вещи в религиозной перспективе. <...> Такая перспектива ясно задана как названием повести, так и ее финалом — финаломвыдохом после всех рассказанных в предыдущих главах испытаний и бед, — в котором главная героиня, вспоминая свою жизнь, идет по Иерусалиму, по Старому — вечному — городу. <...> » (Почему-то думается, что образ кольца отсылает к вечности — к древней, еще дохристианской, доиудейской древности, в которой время-уроборос заглатывает собственный хвост — и бесконечно повторяется, и не проходит. <...> ) Имя Того, к Кому люди нашей культуры обычно приходят в Иерусалим, в этом ключевом, смыкающем книгу послесловии ни разу не названо, но в этом и нужды нет (или, вернее, — все вокруг — Его имя), все и так вполне прозрачно. <...> Иерусалим — вообще такое место, где все говорит о смысле. <...> Такое место, куда — независимо, наверно, от степени и характера своей религиозности, люди нашей (иудеохристиансНаталья Громова. <...> — 2015, ¹ 9. кой в своих корнях) культуры затем и едут, чтобы собрать свою жизнь вокруг этой, насыщенной надличной памятью, точки — в обозримую цельность. <...> «Здесь, в центре Иерусалима, — пишет Громова, — повсюду — большие и маленькие белые пористые камни; ветер и Время продули в них множество отверстий. <...> Они рассматривают тебя цепким глазом прошлого, и кажется, что если войти по кривому проходу в одно из них, то попадешь в иное Время. <...> Это напоминало мне вглядывание в цепочки человеческих жизней, уходящих вглубь. <...> Ты их знаешь близко и вдруг начинаешь понимать, как связаны они в толще Времени, как между собой переплетены, почему они такие, а не другие <...>