Публицистика Равиль Бухараев Призрак совести, или Фантомные боли настоящего И постигнут его многие бедствия и скорби, и скажет он в тот день: «не потому ли постигли меня сии бедствия, что нет (Господа) Бога моего среди меня? <...> » Второзаконие, 31—16 Очень я сокрушался в минувшие два десятилетия о том, что за всю советскую эпоху не успел побывать в Ашхабаде и не видел воочию, как цветет красными тюльпа нами и зеленеет травой весенняя пустыня. <...> Особенно досадно было, что тогда проводниками моими в пески и оазисы Каракумов вызывались быть замечательные, еще молодые тогда туркменские детские поэты, и сокровенную красоту великой пустыни я увидел бы их глазами, полными в те годы ранней созидательной мудрости, а не поздних многопечальных прозрений. <...> Tак естественно продолжились наши разговоры с туркменскими поэтами Агагельды Алланазаровым и Атабаем Атамура довым в Ашхабаде, с латвийскими Янисом Рокпелнисом и Улдисом Берзиньшем в Лондоне и Стамбуле, — и вспоминаю сейчас только тех, кто отчужден от былых друзей визовым режимом. <...> Призрак совести. надменноехидничающей злобой, болезненным самомнением и, увы, наивным, не знающим никаких иностранных языков невежеством относительно реального, в том числе и заграничного, мира и дел его. <...> Только иногда мудрость жизненного опыта выдает подлинную, по детски наи вную и не упакованную криминальным или фантастическим сюжетом нравственную информацию к размышлению. <...> Если нет в ней света вселенской справедливости — одно осуждение, хотя и сегодня спросится — а судьи кто? <...> Зачем же, понимая, в какой пустыне безверия и взаимного недоверия мы оказа лись, я пытаюсь объяснить журнальной прозой, о чем эти стихи? <...> Поэтому и мню, что не совсем уж бесполезен глас вопиющего в пустыне: авось и услышит ктото, авось и оглянется… <...> Весьма ценю я нынешнюю степень географической свободы и материального выбора, но чем дольше живу — тем жальче становится мне чегото, что, по зрелом <...>